Елена Казакова. Фото: Арден Аркман / «Новая»
Алтайская краевая общественная организация «Защита и поддержка гражданских прав и инициатив»
Из пресс-релиза ГУ ФСИН по Пермскому краю: «В январе 1938 года в Усольском исправительно-трудовом лагере НКВД СССР были заложены традиции, которые имеют ценность и в нынешнее время. Это верность Родине, взаимовыручка, уважение к ветеранам. Усольлаг — это тысячи километров дорог, сотни лесных поселков, более 60 тысяч сотрудников, рабочих и служащих. <…> Какое мужество проявили его руководители, аттестованный и вольнонаемный состав, чтобы учреждение встало на ноги и успешно решало производственные и социальные задачи!»
28 декабря Минюст объявил о намерении организовать принудительные работы для осужденных на севере Пермского края — в Березниках и Соликамске, на предприятиях «Уралхима» и «Уралкалия». Сюда планируют направить тех, кто получил сроки за угоны, кражи, хранение наркотиков и другие преступления небольшой и средней тяжести. К ним могут примкнуть осужденные по тяжким статьям, отсидевшие треть срока.
84 года назад государство уже принимало решение осваивать богатства этих мест с помощью принудительного труда. Через раскинувшийся на 130 километров от Березников до Красновишерска Усольский исправительно-трудовой лагерь (Усольлаг) за 53 года существования прошли десятки тысяч человек, только за три года войны 10 758 заключенных погибли здесь.
И вот теперь, кажется, история начинает заходить на новый круг.
Для чего на север Прикамья вновь повезут людей на принудительный труд? И будут ли им рады местные жители?
Принудительные работы — «новшество» российской пенитенциарной системы, введенное в 2017 году. Вместо колонии суд по своему усмотрению может направить человека в исправительный центр, где условия содержания будут мягче, чем в ИК, но работа будет обязательной. Осужденным в исправительных центрах разрешается пользоваться телефонами и даже выходить в город — главное, возвращаться в центр к установленному администрацией времени.
Основной недостаток такого вида наказания, который отмечают правозащитники, — невозможность отказаться от работы, даже если она тебе непосильна. За это осужденного, в соответствии со ст. 60.15 Уголовно-исполнительного кодекса, могут перевести в колонию.
По большому счету «нововведение» повторяет советскую практику «химии», когда осужденных за нетяжкие преступления направляли на работы на вредные производства.
Символично, что новых «химиков» отправят трудиться именно на химические предприятия. «Уралхим» и «Уралкалий» — крупнейшие на постсоветском пространстве производители аммиака и аммиачной селитры, карбамида, хлористого калия. Их суммарная чистая прибыль за 2019–2020 годы составляет 85,3 млрд рублей. Личное состояние основного бенефициара обоих компаний Дмитрия Мазепина оценивается в $800 млн (61 млрд рублей).
Отвал калийного рудника в Березниках. Фото: Арден Аркман / «Новая»
«В ту зиму были сильные холода, соответствующая одежда отсутствовала, а норму надо было сделать обязательно. <…> Люди умирали, трупы увозили на кладбище после гудка в 12 часов, ночью» (Э. Гриб, мастер ремонтной группы в Усольлаге).
13 января 2022 года. Березники, «химическая столица Урала». Управление предприятия «Азот» объединенной компании «Уралхим».
— Нет-нет, понимаете, мы сами ничего не знаем. Это Москва решила, это не наша компетенция. Мы же просто филиал, а решения принимаются там, — объясняет мне невозможность что-либо рассказать о работе осужденных замдиректора «Азота» Екатерина Вознесенская.
Промышленный гигант, занимающий 188 гектаров на берегу Камы, дымит красно-серыми трубами, подмешивая к хмурому березниковскому небу белые клубы с бензопиреном и оксидом азота.
— Но ведь работать они будут у вас, а не в Москве, — настаиваю я. — Неужели у вас нет информации, сколько их будет, какую работу они будут выполнять? Где будет построен исправительный центр?
— Нет, нужно звонить в Москву.
Сверхконцентрация власти в столице, даже на корпоративном уровне, дает парадоксальные результаты. И если замдиректора «Азота» хотя бы в курсе инициативы начальства, то рабочие о скором прибытии на предприятие осужденных не знают вообще ничего.
— Это что, какая-то официальная информация? — искренне удивляется председатель «уралхимовского» профсоюза Владимир Семенов. — Я от вас впервые слышу. Никто, конечно, с профкомом это не обсуждал. А как они будут работать? У нас же квалифицированный труд…
Рабочие рудника «Уралкалия» в Соликамске. Фото: Арден Аркман / «Новая»
От дальнейших комментариев он отказывается, говорит: «Надо разобраться».
Аналогичная картина — и на «Уралкалии». Хотя это предприятие контролируется «Уралхимом», который держит 81,47% акций, но у него свой профсоюз и свои управления в Березниках и Соликамске. И там тоже ничего о привлечении к работам осужденных пока не знают.
— Насколько мне известно, это сейчас меморандум: стороны достигли такого-то соглашения. А конкретики пока нет. Вроде бы «дорожная карта» будет прорабатываться в 2022–2024 годах, — говорит начальник отдела информации «Уралкалия» Антон Субботин.
В Березниках и Соликамске вообще немногие пока знают о намерениях руководства градообразующих предприятий.
Ни в официальных СМИ, ни даже в корпоративной газете «Уралкалия» и «Уралхима» «Ru.Да», издающейся невиданным для этих мест тиражом 25 тысяч экземпляров, о достижении договоренностей со ФСИН не сообщается.
И большинство жителей спит спокойно, а те, кто о договоренностях знают, встревожены не на шутку.
Единственным местным СМИ, взбудоражившим своих читателей новостью об осужденных, в Березниках стала независимая «Новая городская» газета. 29 декабря издание опубликовало «ВКонтакте» пост с цитатой министра юстиции Чуйченко: «Сотрудничество органов государственной власти и социально-ответственного бизнеса скажется на снижении рецидивной преступности и поможет в развитии экономики страны». И хотя с формальной точки зрения министр все сказал правильно, березниковцы восприняли инициативу с нескрываемым опасением.
Елена Казакова. Фото: Арден Аркман / «Новая»
С главредом газеты Еленой Казаковой мы встречаемся в редакции, которая занимает всего два кабинета в «офиснике», обустроенном в советском трехэтажном доме. Елена зачитывает типичные комментарии к новости о соглашении.
— «Тридцать лет назад Березники отказались от нахождения у нас этого спецконтингента, мотивируя высокой преступностью в городе. Сейчас возврат назад. Какие рабочие места они заполнят, где такая нехватка? Где будут жить?»; «Уралхим» с чего начал, к тому и возвращается. Бесплатный труд осуждённых»; «В 89–90-м под напором общественности депутаты приняли решение убрать их [осужденных на принудительные работы, «химиков»] из города. Прекрасно это помню, вздохнули с облегчением горожане».
Куда реже встречаются иные комментарии — призывающие видеть в осужденных людей, а не преступников.
— Мы получили очень большой отклик: соцсети, звонки. Главное, что беспокоило всех, — вопросы безопасности. Кто приедет? Где они будут жить? Как их будут охранять и будут ли вообще? Все почему-то уверены, что к нам повезут осужденных по тяжким статьям, — рассказывает Казакова. И вздыхает. — Просто все это в истории нашего города уже было, и воспоминания о позднесоветском периоде, когда здесь была спецкомендатура, — очень тяжелые. А в конце девяностых — начале двухтысячных, когда в Березниках был рост преступности, даже власти связывали его с большим числом бывших осужденных, проживающих в городе…
Артем Файзулин. Фото: Арден Аркман / «Новая»
— Да, рост тогда был, — подтверждает бывший березниковский полицейский, а сейчас — частнопрактикующий юрист и правозащитник Артем Файзулин. — Я начал работать [в милиции] в 1997 году, и первые года четыре моей работы была настоящая «волна». Это была общеуголовная преступность: грабежи, квартирные кражи. В зимнее время — шапки «рвали», серьги. 8–10 преступлений в день могло только по шапкам быть. И все эти люди, совершавшие преступления, — бывшие сидельцы, их дети — они компактно проживали, все знали адреса неблагополучных домов: Льва Толстого, 56; Свердлова, 51; Ломоносова, 147… Там было дешевое жилье. А потом эти дома начали постепенно расселять, милиция поработала, предприятия города создали фонд, за счет которого сформировали народные дружины. И мы пришли к тому, что сейчас преступности в таких масштабах нет.
Казакова, впрочем, отмечает, что видит в инициативе вернуть осужденных в Березники и плюсы.
— Я понимаю, что система исполнения наказаний должна людей исправлять. И в процессе труда, когда человек что-то созидает, что-то делает, зарабатывает (!), можно скорее ожидать, что он перевоспитается. С этой точки зрения идея, конечно, хорошая.
С другой стороны, оговаривается она, к инициативе есть множество вопросов.
— На какой срок сюда привезут этих людей? Это что, будут осужденные-специалисты, которые умеют работать на химических предприятиях? Опасений очень много.
Понимаете, из Березников и так уезжают молодые, самые пассионарные, самые умные — климат здесь неблагоприятный, город индустриальный, промышленный, происходят техногенные аварии (имеются в виду знаменитые березниковские провалы, из-за которых часть города признали опасной для проживания. — И. Ж.), возможности получить качественное образование нет. И вот этих уезжающих, получается, хотят заменить осужденными? Мне кажется, это плохо отразится на ситуации в городе, которая и так не очень добрая.
Заводоуправление «Уралкалия» в Березниках. Фото: Арден Аркман / «Новая»
Файзулин вовсе говорит, что не видит в грядущих переменах ничего положительного.
— Даже на психоэмоциональном уровне сразу возникает ассоциация с ГУЛАГом. Потому что это наследие нашего города. Он строился руками заключенных. В 80-е здесь была спецкомендатура для привлечения к обязательному труду условно осужденных. И многие тут потом оставались. Это наложило отпечаток на всю социально-экономическую жизнь Березников, на криминогенную обстановку. Я это видел. К сожалению, многие из этих людей плохо социализируются. И свозить их сюда в большом количестве… — он разводит руками. — Мне кажется, усилия государства должны быть направлены на то, чтобы какие-то предприятия, фабрики, работа в целом появлялись по месту отбывания наказания, в самих колониях.
Тема ГУЛАГа при обсуждении вопроса о принудительных работах так или иначе возникает в Березниках обязательно. Второй по величине город Пермского края действительно был отстроен заключенными. Здесь даже грустно шутят: «Площадь Первостроителей, вы думаете, названа в честь комсомольцев?»
Основанные в 1932 году для разработки Верхнекамского месторождения калийно-магниевых солей, уже через шесть лет Березники стали одним из опорных пунктов Усольлага.
Усольлаг. Фото из архива
— Это был один из крупнейших лагерей на Урале, просуществовавший с 1938 года до самого распада СССР. Причем нет точной информации о том, сколько человек через него прошло. Но совершенно понятно, что это десятки, а может быть, и сотни тысяч заключенных, потому что только на 1 января 1942 года в лагере содержалось более 38 тысяч человек, — говорит руководитель пермского «Мемориала»* Роберт Латыпов. — При этом от 25 до 40% были осуждены по печально известной 58-й статье («Контрреволюционная деятельность»), и еще многие попали в Усольлаг из-за драконовского экономического законодательства: опоздал два раза на работу — получи пять лет лагерей.
Сведения о количестве заключенных и их смертности в Усольлаге, действительно, лишь фрагментарны. Но и по тем, что есть, можно представить масштабы развернувшейся на Прикамской земле трагедии. По данным Пермского государственного архива социально-политической истории, в 1941 и 1942 годах здесь умер 6741 заключенный, в 1944 году — 4017.
— Дислокация лагпунктов носила временный характер. Усольлаг преимущественно специализировался на лесозаготовках: соответственно, когда лес в одном месте был вырублен, лагпункт переносили на новое, — объясняет Латыпов. — И поскольку лесные зоны носили временный характер, то кладбища заключенных также были временными. Когда люди, например, умирали зимой, то их тела скапливали в одном из бараков и лишь по весне, когда становилось возможным копать, хоронили, ставили колышек, и все: лагерь закрывается — за кладбищем никто не смотрит. Сейчас невозможно даже определить, где эти кладбища находились.
В 1942 году в Усольлаг были мобилизованы трудармейцы — преимущественно считавшиеся «неблагонадежным народом» поволжские немцы. 4945 человек (к 1944 году их было уже 6245). Уже после распада СССР при поддержке администрации Пермского края был издан сборник их воспоминаний о лагерном быте.
По словам Латыпова, с калийным производством в Березниках и Соликамске узники Усольлага были также непосредственно связаны.
— Любое калийное управление — это большая инфраструктура. Чтобы на нем было электричество, нужно построить ТЭЦ, и ТЭЦ строили заключенные. Шахты нужно крепить лесом — и лес поставляли заключенные. Предприятия для обработки также строили они. Не говоря уже о домах для вольнонаемных сотрудников и администрации.
Сегодня отношение к своему лагерному наследию в Березниках и Соликамске двоякое.
С одной стороны, горожане опасаются возвращения осужденных и говорят об этом, как и о ГУЛАГе, со страхом. С другой — в 2013 году здесь отметили 75-летний юбилей Усольлага, с торжественными речами и концертом.
Музей истории Усольского ИТЛ в Соликамске. Фото: Арден Аркман / «Новая»
Был в Соликамске и небольшой музей Усольского ИТЛ. Сейчас он переименован в Музей истории ГУ ФСИН по Пермскому краю, а основу его экспозиции составляют портреты начальников исправительных лагерей и сотрудников, принимавших участие в Великой Отечественной войне. Руководитель музея, полковник ФСИН в отставке Сергей Ерофеев, о лагере говорит обтекаемо, хотя «перегибы» признает.
Сергей Ерофеев. Фото: Арден Аркман / «Новая»
— 1938 год был временем «веселым». За всякую ерунду можно было на зону уехать. Сейчас я вам зачитаю один приговор, — он достает отпечатанную на пишущей машинке копию документа и цитирует. — «Подсудимые Титов, Аксенов, Рожков встречались друг с другом на протяжении 1937 года и частично 1936 года, вели контрреволюционные разговоры, направленные на дискредитацию политики партии и советской власти… Абрамов Михаил Агафонович в апреле — мае 1937 года у себя в квартире высказал подсудимому Аксенову контрреволюционное измышление». Вроде бы такое обвинение — ни о чем, — замечает он. — Но приговор: десять лет, десять лет, семь лет, пять лет.
В подшивке издававшейся в Усольлаге газеты «Борьба за лес» нахожу любопытную заметку под заголовком «Прогульщик не наказан»: «Главный бухгалтер Булатовского лагпункта Суслов П.С. 10 августа ушел с работы на два часа раньше (в 4 часа). На вопрос сотрудников, почему ушел с работы раньше, Суслов отвечает: «Не ваше дело. Я перед вами не отчитываюсь». А те, перед кем Суслов обязан отчитываться, на прогул не обращают внимания. Подпись: Знающий». Дальнейшая судьба бухгалтера Суслова неизвестна.
Завод «Уралкалий» в Соликамске. Фото: Арден Аркман / «Новая»
К возвращению осужденных на принудительные работы в Березники и Соликамск руководитель музея Ерофеев относится положительно: «Пускай работают — это лучше, чем в колонии бездельничать», — замечает он. И говорит, что свобода в исправительных центрах весьма относительна: «Да, осужденные могут выходить в город. Но ведь по разрешению администрации! А разрешит администрация или нет — уже будет зависеть от поведения и реальной необходимости».
Через Усольлаг за годы его существования прошли многие известные люди: канонизированный в 1994 году преподобный Кукша Одесский, историк Марк Ботвинник, кинопродюсер Василий Емельянов, поэт Михаил Танич. Сейчас в Соликамске от наследия Усольлага осталось всего две колонии: ИК-9 строгого режима и знаменитый «Белый лебедь», где отбывают пожизненный срок три сотни человек. В Березниках от лагерного прошлого также остались две колонии.
Колония особого режима «Белый лебедь». Фото: Арден Аркман / «Новая»
В Березниках и Соликамске никто не может дать объяснения, зачем ведущим городским предприятиям понадобился принудительный труд осужденных. И действительно, никаких признаков кризиса на «Уралхиме» и «Уралкалии» не видно. Показатели прибыли за 2019–2020 годы не просто хорошие — впечатляющие: 4,4 млрд и 80,9 млрд рублей соответственно.
Все опрошенные «Новой газетой» респонденты говорят, что химические гиганты прекрасно справляются с социальной нагрузкой: строят спортивные и культурные объекты, инфраструктуру для развивающегося правобережного района Березников, помогают с благоустройством.
По мнению главреда «Новой городской газеты», инициатором привлечения осужденных к работам на «Уралхиме» и «Уралкалии» были не сами предприятия, а государство.
«Мне кажется, их просто попросили», — говорит Елена Казакова. И хотя признает, что на рудоуправлениях в Березниках есть кадровый голод (вакансиям посвящена целая полоса в корпоративной газете), но замечает, что свободные позиции требуют высокой квалификации, и в то, что к этим работам привлекут осужденных, не верит.
Здание колонии «Белый лебедь» ранее относилось к Усольлагу. Фото: Арден Аркман / «Новая»
Артем Файзулин тоже считает, что привлечение осужденных к высококвалифицированным работам на химических предприятиях маловероятно. И не видит необходимости в их трудоустройстве в качестве разнорабочих, потому что тогда непонятно, что делать с действующими сотрудниками.
— Могу лишь предположить, что «Уралхиму» и «Уралкалию» вся эта история нужна, чтобы подчеркнуть свою высокую аффилированность с государством. Сегодня это не лишнее. Они стали первыми, кто откликнулся на инициативу Минюста, своего рода пионерами: показали, что считали сигнал власти.
С Файзулиным согласен и депутат Березниковской городской думы Андрей Рашидов. Он тоже считает, что предприятия «хотят идти в ногу с политикой государства».
— Но есть для них и еще один плюс. На мой взгляд, осужденные всегда работают немного ответственней, потому что от этого зависит их положение и возможность скорейшего освобождения, — объясняет депутат и подчеркивает, что сам был «по ту сторону» (в 2019 году Рашидова приговорили к четырем годам колонии за якобы хищение пяти миллионов рублей. Впоследствии приговор был отменен). — И я знаю, что те люди, которые совершили экономические преступления, те, кто попал в колонию «по глупости», хотели бы заменить лишение свободы на работу в исправительных центрах. То есть и предприятия получат ответственных сотрудников, и для осужденных это будет хорошо.
Андрей Рашидов. Фото: Арден Аркман / «Новая»
В пермской ОНК, впрочем, оптимизм депутата не разделяют.
— У нас уже есть исправительный центр в Гремячинске. И оттуда поступает очень много жалоб, — говорит член наблюдательной комиссии Оксана Асауленко. — Там всего один вид занятости — деревообработка. И осужденные говорят, что производство очень тяжелое физически, многим оно не подходит по состоянию здоровья. Кроме того, хотя в теории в исправительном центре должно быть больше свободы, чем в колонии, но и там появляются признаки тюремного быта: люди говорят, что им не разрешают отдыхать после работы, не разрешают спать, сколько полагается; что там появляются какие-то штрафные помещения.
«Уралкалий» Асауленко называет «не идеальным» работодателем: рассказывает, что в 2015 году помогала электрогазосварщику Владимиру Мечкову, получившему травму во время работ на ленточном конвейере, и что предприятие отказывалось признавать производственный характер травмы. Компенсации в итоге пришлось добиваться через суд.
— Возвращение к практике принудительного труда осужденных — это, наверное, неизбежное явление при существующей политике государства. Если сейчас начнут разворачивать какие-то гигантские стройки, реализовывать крупные проекты, то обычным гражданам нужны будут серьезные [социальные] гарантии, нормальные зарплаты, соблюдение трудового законодательства. А привлечение осужденных — это легкий путь, — говорит она.
Оксана Асауленко, член Общественной наблюдательной комиссии. Фото: Арден Аркман / «Новая»
Самый радикальный ответ на вопрос, зачем «Уралхиму» и «Уралкалию» потребовался труд осужденных, дал, как ни странно, один из собеседников «Новой» во ФСИН.
— Это же практически бесплатная рабочая сила. Им обещают 20–30 тысяч в месяц. Ну кто пойдет работать на химическое предприятие за такие деньги? А для нашего контингента это хороший доход.
Березники. 6:40 утра. Остановка «Улица Газеты «Звезда». На 26-градусном морозе ждут автобуса рабочие 2-го и 3-го рудоуправлений «Уралкалия». Проводим среди них опрос. Неожиданно выясняется, что большинство, хоть и не слышали об инициативе московского начальства, ничего против приезда осужденных не имеют.
— На «Уралкалии» сейчас очень много вакансий, и их нужно как-то заполнять, — объясняет слесарь 3-го рудоуправления Виталий Шевырин. — И если люди были осуждены за… ну всякие ошибки бывают в жизни. Если оступился человек, то почему бы ему не начать все снова, не исправиться? Отдел кадров у нас грамотный: разберутся, куда отправить. Есть такие работы, которые не пользуются популярностью, — тот же снег убирать. Почему бы им не поработать?
В Соликамске. Фото: Арден Аркман / «Новая»
Он, впрочем, подчеркивает, что не думает, что среди осужденных найдутся «слишком хорошие специалисты». Да и если найдутся — нужно еще подумать, стоит ли им доверять высококвалифицированный труд. Но опять же, «в кадрах разберутся».
Один из работников без иронии говорит, что за «новых коллег» может только порадоваться.
— Меня только искренне волнует, получат ли они достойную оплату? Потому что их же легко обделить.
— А не боитесь конкуренции с их стороны?
— Абсолютно нет. На самом деле, на «Уралкалии» ощущается кадровый голод. Года три назад у нас в Березниках появился конкурент — «Еврохим», и очень многие рабочие ушли туда. Там зарплаты выше на 10–20 тысяч. Мне кажется, если вот эти пустующие теперь позиции заменить осужденными, ничего плохого в этом не будет.
Из десятка опрошенных рабочих лишь одна диспетчер заявила о негативном отношении к приезду осужденных. Большинство же говорили, что не ждут никакого всплеска преступности («Да с чего бы? Не маньяков же сюда привезут») и что любой человек заслуживает шанс начать новую жизнь. И, наверное, это правильно.
Вышка на территории колонии «Белый лебедь». Фото: Арден Аркман / «Новая»
Новая жизнь теперь начнется и у Березников с Соликамском. Историческое наследие у этих городов тяжелое, но ошибки (и преступления) прошлого нужно просто не повторять. Для многих осужденных работа — желанна. Она помогает не сойти с ума в заключении и чувствовать себя нужным. Главное — чтобы она была посильна и чтобы исправительные центры на севере Прикамья не превратились в настоящие филиалы Усольлага.
В Соликамске. Фото: Арден Аркман / «Новая»
При подготовке материала «Новая газета» направила запросы всем сторонам соглашения: Минюсту, ФСИН, «Уралхиму» и «Уралкалию». Нас интересовали детали: сколько осужденных направят в Березники и Соликамск, какие работы они будут выполнять, как будут организованы исправительные центры для них.
Ответил только Минюст. Представитель ведомства сообщил, что в России более 180 тысяч осужденных могут быть привлечены к принудительным работам и для них организовано 59 исправительных центров, специализирующихся на производстве строительных материалов, сельском хозяйстве, пищевой промышленности.
«Граждане, занятые на принудительных работах… носят гражданскую одежду, оформлены на предприятии по трудовому договору, получают заработную плату и медицинское обслуживание, могут совершать покупки и пользоваться социальной инфраструктурой, элементами городской среды», — подчеркнули в ведомстве.
https://novayagazeta.ru/articles/2022/01/20/trudovaia-armiia-milliardera-mazepina