Алтайская краевая общественная организация «Защита и поддержка гражданских прав и инициатив»
Женские исправительные колонии в России — такая же территория бесправия, как и мужские. Тут меньше применяют физическую силу, но в остальном положение заключенных плачевно: отвратительная еда, тяжелый труд за копейки и фактические отсутствие медицинской помощи. Журналист Елена Масюк пообщалась с двумя бывшими заключенными исправительной колонии № 2 в городе Алатырь, чтобы рассказать читателям Znak.com о происходящем там.
Исправительная колония № 2 Чувашии основана в 1961 году. Вначале здесь отбывали наказание мужчины, а с 1969 года колония стала женской. «В учреждении отбывают наказание более тысячи женщин. Они здесь живут, работают и ни на что не жалуются», — бодрым голосом сообщает журналист в местных чувашских теленовостях о ФСИНовской проверке из Москвы. «У нас все очень хорошо. Мы все очень довольны», — восторженно рапортует за кадром женский голос. Правда, лица «счастливицы» по телевизору так и не показали. На дне открытых дверей заключенные из ИК-2 поют, танцуют, читают стихи.
Что на самом деле происходит в женских колониях, почти всегда остается закрытой информацией. Прежде всего это объясняется боязнью женщин: они слишком уязвимы за решеткой. И поэтому свидетельства отсидевших женщин очень важны для понимания картины происходящего в женских исправительных учреждениях России.
Экс-прокурор из Москвы Елена Панова и бывшая предпринимательница из Чувашии Надежда Иванова рассказали Елене Масюк об ИК-2 в городе Алатырь.
«Вчера котов душили, душили…»
— (Филипп Филиппович) Позвольте-с вас спросить, почему от вас так отвратительно пахнет?
Шариков понюхал куртку озабоченно.
— (Шариков) Ну, что ж, пахнет… известно. По специальности. Вчера котов душили, душили…
Михаил Булгаков, «Собачье сердце»
Елена Панова: Из московского СИЗО-6, где меня держали три года, в нарушение закона меня направили не в колонию для бывших сотрудников, а в обычную ИК. В СИЗО-6 украли мои документы, подтверждающие, что я являюсь бывшим прокурором. Также документы пропали еще у двух женщин — бывших сотрудниц правоохранительных органов. И нас троих отправили в обычную колонию в Чувашию, в ИК-2 в г. Алатырь.
Справка. С бывшим прокурором Еленой Пановой я познакомилась, когда, будучи членом ОНК Москвы, приходила в камеру к известной сиделице Евгении Васильевой из «Оборонсервиса», в спецблок женского изолятора № 6 города Москвы. Там содержатся бывшие сотрудники правоохранительных органов. Панова тогда жаловалась на фабрикацию ее дела генералом Денисом Сугробовым из антикоррупционного главка МВД РФ (Сугробова потом осудят на 12 лет как раз за массовую фабрикацию уголовных дел). Елену Панову следствие признает ни много ни мало главарем ОПГ — за то, что она помогала одинокой матери получить законное наследство для ее детей. Дело Пановой неоднократно из апелляции будут возвращать в суд первой инстанции по причине нехватки доказательств. Тем не менее Панова получит 6 лет, но уже не как лидер ОПГ, а как мошенница. Сейчас Елена Панова работает общественным защитником и помогает женщинам отстаивать их права.
Елена ПановаЕлена Панова
Елена Панова: Женщин в этой чувашской колонии не бьют, но ведь на женщин порой просто достаточно цыкнуть, тем более мужчине-начальнику, и она уже будет бояться всего. Вот, например, на всеобщем построении колонии (я это слышала сама и готова это подтвердить) заместитель начальника учреждения полковник Морозов Владимир Сергеевич требовал убивать любым доступным способом кошек, находящихся на территории колонии. За три трупа животных, предоставленных ему лично, данный руководитель обещал объявить благодарность убийце (а благодарность — это путь к УДО), публично призывая таким образом осужденных совершать преступления, предусмотренные статьей 245 УК РФ (жестокое обращение с животными, до 5 лет лишения свободы — прим. Е. М.), и мотивируя их на агрессию вместо исправления. Всех кошек, которых отлавливали и предъявляли Морозову, бросали в топку печи в угольной котельной и сжигали живьем. Сами женщины-осужденные и сжигали.
Воспитанницы воскресной школы храма при ИК-2 в городе Алатырь
Воспитанницы воскресной школы храма при ИК-2 в городе Алатырь
Алатырская епархия РПЦ
Надежда Иванова: Да, Морозов много раз объявлял перед всей колонией, что получим благодарность, если поймаем кошек и принесем ему.
Справка. Бывшая предпринимательница (занималась сетевой розничной торговлей) Надежда Иванова была осуждена на 4 года по статье 159 УК РФ («Мошенничество») за невозврат кредитных средств для развития бизнеса. Весь срок наказания отбывала в ИК-2 Чувашии.
В первом ряду крайний слева — заместитель начальника колонии Владимир Морозов, рядом с ним второй слева — начальник колонии Юрий Шушарин
В первом ряду крайний слева — заместитель начальника колонии Владимир Морозов, рядом с ним второй слева — начальник колонии Юрий Шушарин
Сайт уполномоченного по делам предпринимателей Республики Чувашия
Елена Панова: Вначале Морозов требовал не кормить и не приручать кошек. Естественно, в столовой есть отходы, кошки там плодились и бегали с котятами. Женщины, а особенно бабушки, их втихаря подкармливали рыбой, костями, хлебом, кашей плесневелой, которую нам давали. Сотрудники колонии жестко следили за этими бабушками. Не дай бог, чтобы что-то вынесли из столовой. За это этих сердобольных бабушек подвергали репрессиям: «Будете кормить — получите взыскание, и не видать вам УДО». Потом вскорости все кошки пропали. Ну, а Морозов сейчас по-прежнему заместитель начальника колонии.
Мне довелось заниматься изучением рецидива преступлений среди женщин. Результаты такие: первые 2-3 преступления, совершенные женщиной, это преступления небольшой и средней тяжести, далее по нарастающей и всегда, в 100% случаев, последнее преступление — это умышленное убийство и причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевшего. И это закономерно, если женщин в учреждениях ФСИН приучают тренироваться на животных, прежде чем убить человека.
«До изнеможения…»
«Правильно ли вы предложили список на освобождение этих заключенных? Нельзя ли придумать какую-нибудь другую форму оценки их работы — награды и т. д.? Мы плохо делаем, мы нарушаем работу лагерей. Освобождение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения государственного хозяйства это плохо».
Из речи Сталина 28 августа 1938 года на заседании Президиума Верховного Совета СССР, где рассматривался вопрос о досрочном освобождении заключенных, отличившихся при строительстве железной дороги на Дальнем Востоке.
Елена Панова: В ИК-2 в Чувашии женщин заставляют работать до изнеможения. На моих глазах выволакивали женщин, выносили на носилках, они падали в обморок от переутомления. В этой колонии существует центр трудовой адаптации осужденных (ЦТАО). Основной вид деятельности ЦТАО — производство швейного форменного обмундирования для силовых структур.
Если в других колониях идет разбивка по отрядам, в которых по 80-100 человек и есть начальник отряда, то на базе этой колонии проводится своего рода эксперимент. Здесь они сделали не отряды, а бригады, которые входят еще в одну структуру — в центр трудовой адаптации осужденных. В этот центр входят три бригады. И еще есть бригада пенсионеров, инвалидов и тяжелобольных, кто не может работать по состоянию здоровья.
Швейное производство в Алатырской колонии
Швейное производство в Алатырской колонии
«Алатырские вести» (Alatvesti.ru)
Женщин в колонии принуждают работать, заставляя писать заявления о якобы добровольной сверхурочной работе. Иногда люди вообще не оформляются на работу. Женщины запуганы, самостоятельно жаловаться боятся.
Я стала разбираться, почему такая маленькая зарплата у женщин — 300-500 рублей в месяц, а люди работают по 18 часов без отдыха.
И вот что я выяснила. В колонии существует ПТУ с рабочими специальностями, куда загоняют всех поголовно. Если ты учишься в ПТУ, то ты должен проходить производственную практику. Производственная практика — это значит, что ты ученик, и тебе выплачивается не зарплата, а ученическое пособие. Поэтому колония оформляет людей не на работу по трудовому договору, а как учеников. В колонии большая часть [работников] числятся как ученики. Поэтому ФСИНовцам выгодны эти центры трудовой адаптации. Там люди сидят учениками годами, получая копеечное пособие.
Читательская конференция в ИК-2, приуроченная к Году театра в России
Читательская конференция в ИК-2, приуроченная к Году театра в России
Официальный сайт ФСИН РФ
Надежда Иванова: Женщинам на предприятии практически ничего не платили. Я получала 200 рублей, даже на туалетную бумагу не хватало, ни на что. Я работала на швейной фабрике снабженцем, то есть отвечала за приемку тканей, фурнитуры. И когда пошли большие недостачи в нашем швейном отряде, ко мне подошла бригадир и сказала: «Можете мне помочь посчитать?» Я говорю: «Могу». Ну, я и нашла эту недостачу и поняла как они (колония) все это делают. Когда они принимают товар, то бухгалтерия два раза приплюсовывает одну и ту же накладную, но разными датами. Вот так получается недостача. И эту недостачу списывают с осужденных. То, что я обнаружила, естественно, никому не нравилось, и меня перевели в медсанчасть санитаркой.
Елена Панова: Любая колония — это прежде всего бизнес начальника колонии. У него есть бесплатное помещение, оборудование, бесплатная рабочая сила и льготная коммуналка. Даже если выделяются бюджетные средства на финансирование, например, ремонт, то эти работы выполняют заключенные — ремонтные бригады, бригады строителей, вплоть до сварщиков, сантехников, электриков — это все заключенные-женщины.
Процедура УДО в колонии превращена в доходный бизнес. Плати деньги, и ты уйдешь по УДО. Там все вопросы решаются через Оксану Юрьевну Далечкину, начальника центра трудовой адаптации заключенных. В колонии так и говорят: «Здесь все решает Оксана Юрьевна».
Заключенные говорят, что вопросы УДО в колонии можно решить через Оксану Далечкину
Заключенные говорят, что вопросы УДО в колонии можно решить через Оксану Далечкину
Мне тоже было это сказано. Когда я туда прибыла, я их сразу известила, что я бывший прокурор, и стала задавать вопросы: на каком основании меня сюда отправили и на каком основании вы меня приняли. На что мне сказали: «Ну, вам у нас ничего не угрожает, потом мы все решим». Мы все решим, если вы платежеспособны. Для УДО существует банковская карта, на которую нужно перечислить деньги — 350 тыс. рублей.
Надежда Иванова: По УДО уходили или те, кто работали на администрацию, или совсем непонятные люди из отряда Далечкиной. Люди шли в ее отряд и говорили, что через нее можно уйти. Через нее, например, ушла одна цыганка. У нее была 159-я статья, конкретное мошенничество, и как только у нее наступил период на условное освобождение, она сразу ушла. В колонии все знают, что у Далечкиной родственные связи с местным судьей.
«Вкусное — это жаренная селедка»
«Голод — это бич, бич человеческий. Я видел, как человек из кала выковыривает перловую крупу, инженер, начальник связи железной дороги Туркмении. Он на меня глянул, у него слезы, он сказал: „Павлик, я уже не человек“. Сам сидит и плачет. Я как глянул, у меня все перевернулось, боже мой»
Павел Галицкий, журналист, бывший заключенный колымских лагерей
Елена Панова: В данном учреждении процветает воровство. Разворовывается буквально все: продукты, медикаменты, стройматериалы, бытовые товары. Сотрудники идут утром на работу с бидончиками, куда наливают молоко. Питание в колонии отвратительное, женщин кормят просроченными продуктами, есть невозможно. Кормят самыми дешевыми крупами и с плесенью. В каше может попасться какая-нибудь гайка, какой-то гвоздь. В столовой висит раскладка продуктов, меню. В меню одни блюда в соответствии с нормой, а по факту совершенно другие. Там не дают мясо вообще. Кроме просроченных круп, еще дают самые дешевые макароны, из белков — одно яйцо в неделю и иногда маленький кусочек жареной селедки.
Надежда Иванова: Там голод неимоверный. Все, чем кормили, это было просто несъедобным. Утром, например, давали пшеничную кашу, которая пахла каким-то дустом, в рот не лезла. Если был суп гороховый, это было счастье. Если что-то вкусное давали, то очень мало и редко. Что такое вкусное? Это жареная селедка. Ее давали раз в месяц. Мясо нам никогда не давали. Что ели? Хлеб в основном.
В этой колонии нужно провести обычную ревизию и посмотреть, сколько на сегодня в рознице стоит, допустим, крупа пшеничная и по какой цене они ее закупали для колонии. Мне кажется, там будет колоссальная разница. Потому что продукты в колонии были самые худшие, самые дешевые.
«Она умерла, и колония как бы ни при чем»
«В отличие от нацистских концлагерей, в ГУЛАГе существовала медицинская служба»
Кирилл Россиянов, старший научный сотрудник Института истории естествознания и техники имени С. И. Вавилова РАН
Елена Панова: В этой колонии, по сути, не оказывается медицинская помощь. Вот недавно там две девушки с ВИЧ совершили попытку суицида. Там нет врачей, есть только два фельдшера и медсестры, а ведь они назначения делают тяжелобольным людям, делают инъекции.
Надежда Иванова: Когда организовали пенсионерский отряд, меня из санитарок медчасти перевели туда работать завхозом. В этом отряде была Настя Клевцова, 32 года ей было, у нее был сахарный диабет, она сидела на инсулине. У нее ребенок, он жил в детдоме и она часто созванивалась с ним. Настю отправили на обследования в ЛИУ-3 (лечебно-исправительное учреждение) для получения инвалидности, потому что у нее были постоянно приступы, ее скрючивало, и ей всегда говорили: не ешь много сладкого. Но когда такой голод в колонии, то диабетикам, что попадет, то они и едят.
Вернулась Настя с ЛИУ, ей не дали инвалидность, типа не подходит она под инвалидность, не сильно больная. И в скорости у нее случился приступ. Начальники отрядов приходили, смотрели на нее и говорили: а это она сладкого переела — две банки сгущенки съела. Я говорю: «Я не видела, чтобы она ела две банки сгущенки». Где-то неделю Настя все ходила в медсанчасть, ей там мерили давление, оно было в норме. А мне Настя все жаловалась: «Мне плохо, мне плохо». Рвало ее все время. В медсанчасти говорили, что у нее все хорошо, просто ей не дали инвалидность и поэтому она себя так ведет.
В итоге она стала вообще чернеть, у нее круги под глазами появились. Я постоянно вызывала медиков из санчасти, постоянно вызывала начальника отряда. Они приходили, мерили давление, говорили — нормально. Я говорю: «Ненормально уже. Она в кому уходит. Ну, даже если она съела эти две банки сгущенки, то что теперь? Ну, надо же как-то исправлять положение». Когда в следующий раз вызывала санчасть, медики мне сказала: «Еще раз вызовешь, мы на тебя рапорт напишем».
Когда уже все ушли, буквально через час-два, смотрю, она не понимает даже, что происходит. Я просто подняла трубку дежурной части и стала кричать: «Помогите! Клевцова умирает!» Мне сказали: «Пусть придет в санчасть». Я говорю: «Как она придет в санчасть, если она встать не может». Они говорят: «Пусть придет». Мы с девочками побежали за носилками. Пока мы бежали за носилками, пока мы пришли, принесли носилки, положили ее, пока донесли, она уже потеряла сознание, уже не реагировала. Мы принесли ее в санчасть, они сразу вызвали «скорую помощь». Ее увезли в больницу, по суду ее освободили в течение двух дней по состоянию здоровья. И буквально на следующий день она умерла, но уже в районной больнице. Свободная, как они говорят. То есть колония как бы ни при чем.
На сайте ФСИН сказано, что колонию регулярно проверяет прокуратура, в том числе сотрудники надзорного органа встречаются с заключенными
На сайте ФСИН сказано, что колонию регулярно проверяет прокуратура, в том числе сотрудники надзорного органа встречаются с заключенными
Официальный сайт ФСИН РФ
Елена Панова: По поводу туберкулеза… В этой колонии людей с открытой формой не то что не изолируют, а они их просто не проверяют. У нас была женщина, Людмила (фамилию не помню), ей было 68 лет. Я лично ходила к медсестрам и говорила: «У нее кашель, у нее высокая температура, проверьте ее на туберкулез». Я же общаюсь с ней, на одной тумбочке буквально сижу, моя близкая подруга спит с ней на спаренной кровати. Она восемь месяцев находилась с нами в одном помещении, пока не стала падать, тогда ее все-таки отволокли в медпункт, сделали посев и выяснили, что у нее открытая форма туберкулеза. После этого ее увезли в больницу, где вскорости она умерла. Тех, кто с ней контактировал и кто потом освобождался, даже не проверили на наличие туберкулезной палочки. А ведь они тоже могут быть носителями туберкулеза.
Надежда Иванова: При мне лично на туберкулезную больницу из колонии увезли пять человек. Девочка там молодая с открытым видом туберкулеза была. Поступила в колонию, на карантине у нее температура, и ее с этой температурой под 40 градусов к нам в отряд, а с нее пот просто градом тек. А ей в медсанчасти говорят: «Ну и что?» — дают таблетки и возвращают в отряд, дают таблетки и возвращают в отряд. Только когда я кипеж подняла до начальника отряда, тогда из медчасти позвонили: «Пусть идет, мы ее положим».
Елена Панова: Система ФСИН больше всего боится публичности, т. к. беззаконие и зло любит тишину, и чем больше будет свидетельств оттуда, тем быстрее удастся добиться в этой преступной системе каких-то изменений. Я очень прошу правозащитников, журналистов обратить внимание на ужасающее положение женщин-заключенных в учреждениях ФСИН России.
Znak.com обратился с запросом по поводу изложенных фактов к руководителю УФСИН по Чувашии, полковнику Александру Роботу. Спустя семь дней ответ так и не был получен. Если комментарий УФСИН поступит, мы опубликуем его после получения.
https://www.znak.com/2019-06-17/golod_ekspluataciya_otsutstvie_medpomochi_kak_zhivet_zhenskaya_ik_v_chuvashii