Алтайская краевая общественная организация «Защита и поддержка гражданских прав и инициатив»
Источники из ФСИН предоставили Ассоциации независимых правозащитников Gulagu.net представление Генеральной прокуратуры относительно медицинского обеспечения в пенитенциарной системе, вынесенное в конце июля директору ФСИН Геннадию Корниенко. Радио Свобода впервые публикует уникальный документ.
Прокуроры проверили учреждения ФСИН в 47 регионах, найдя полторы тысячи нарушений – не так много для 546 тыс. человек, содержащихся в российских колониях и тюрьмах, однако, по словам основателя Gulagu.net Владимира Осечкина, этот документ – первое официальное свидетельство катастрофического состояния медицины ФСИН, попавшее на глаза общественности. «Каждый описанный в представлении случай нужно рассматривать не как отдельный эксцесс, а как пример сотен и тысяч подобных инцидентов, которые происходят по всей стране ежедневно», – говорит Осечкин. Россия лидирует по показателям смертности в тюрьмах в Европе (как и по количеству заключённых на душу населения), впрочем, последние данные по смертности ФСИН публиковала в 2015 году, на запрос РС, отправленный ещё в феврале, в ведомстве не ответили.
ВИЧ как приговор
Согласно данным ФСИН, 61,5 тыс. заключённых ВИЧ-инфицированы, ещё 17 тыс. больны туберкулёзом. ВИЧ-инфекция – причина почти трети смертей в системе, правозащитники связывают это с отсутствием антиретровирусной терапии (АРВТ) и нерегулярным тестированием. Согласно требованиям, каждый человек, попадающий в систему ФСИН, должен помимо прочего сдать и тест на ВИЧ. При положительном результате пациент сдаёт анализы на вирусную нагрузку и иммунный статус, чтобы медики могли принять решение о назначении терапии. ВОЗ рекомендует назначать АРВТ при любом уровне вирусной нагрузки, Россия пока придерживается своего протокола и назначает терапию при уровне клеток CD4 в 350 клеток/мм3 и ниже (норма для здорового человека – 700 клеток/мм3, стадия СПИДа начинается при 200 клеток/мм3. – Прим.). Если у новоарестованного гражданина уровень клеток низкий, терапию назначают сразу, если высокий – придётся ждать, пока он понизится. При этом независимо от приёма препаратов пациенты должны минимум дважды в год сдавать анализы на вирусную нагрузку и иммунный статус, а также биохимию крови: это позволяет понять, действует ли терапия, не выработалась ли в организме резистентность к препаратам, нет ли побочных эффектов или манифестации СПИДа. Вовремя сделанные анализы позволяют назначить АРВТ тем пациентам, у которых уровень клеток CD4 упал до нужного по российским меркам минимума. Ещё одно важное правило: приём АРВТ нельзя прерывать, иначе к препаратам может выработаться резистентность и пациенту придётся назначать новую схему.
Не всегда проводилась антиретровирусная терапия больным ВИЧ-инфекцией
В прокурорском представлении говорится, что в целом по стране «не всегда проводилась антиретровирусная терапия больным ВИЧ-инфекцией», впрочем, не отмечено, что значит «не всегда». В ИК-2 Орловской области, к примеру, у ВИЧ-инфицированных осуждённых не исследовали иммунный статус. Это значит, что ВИЧ-положительные заключённые, которым не была назначена терапия, ждали, пока их самочувствие не ухудшится настолько, чтобы администрация колонии отправила их в лечебное исправительное учреждение (ЛИУ) на обследование. Часто оказывается, что вирус к этому времени уже перешёл в стадию СПИДа, назначаемое лечение не помогает, и больные умирают. Заключённые же орловской ИК-2, которые получали терапию, без контрольных анализов не знали, работают ли препараты или на них выработалась резистентность и нужно сменить схему. Меняют обычно также при очевидном ухудшении самочувствия, де факто на стадии СПИДа. Отдельно в представлении указан Ханты-Мансийский АО, где заключённые ЛИУ-17 и ИК-11 не получали положенной АРВТ, кроме того, им не проводилось биохимическое исследование крови. А в МЧ-8 в Ямало-Ненецком АО анализы на ВИЧ вообще не сдавались.
Накажем туберкулёзом
Туберкулёз стоит на третьем месте по смертности в системе ФСИН после ВИЧ-инфекции и сердечно-сосудистых заболеваний, от него умирает 7,7% заключённых. ФСИН рапортует о том, что за последние 5 лет смертность от туберкулёза снизилась на 54%, впрочем, анамнезы позволяют играть со статистикой: туберкулёз часто идёт в паре с ВИЧ-инфекцией, так что когда, к примеру, президент призывает бороться с туберкулёзом, на бумаге смертность от него начинает резко снижаться.
В Амурской области вообще нет исправительного учреждения для больных с открытой формой туберкулёза
В отчёте прокуратуры говорится, что, к примеру, в одной из туберкулёзных больниц Тывы нет изолятора для инфекционных больных, то есть пациенты с открытой формой туберкулёза и другими инфекционными заболеваниями содержались с неинфекционными больными, подвергая их риску заражения. В рязанской МСЧ-62 туберкулёзное и хирургическое отделения располагаются в одном здании, в Амурской области вообще нет исправительного учреждения для больных с открытой формой туберкулёза – их этапируют в другие регионы.
По закону, если медицинская помощь не может быть оказана в учреждениях ФСИН, больного должны отправить в «вольную» больницу, однако происходит это крайне редко, более того, сотрудники ФСИН используют болезни в качестве инструмента воздействия на заключённых: «Одна из основных задач, поставленных руководством оперативным сотрудникам, – оказывать давление на жалобщиков, проводить так называемые профилактические беседы, – говорит Владимир Осечкин. – Путём шантажа и манипулирования заставлять отказываться от жалоб». РС писало о Ринате Закирове из Свердловской области, которому удалось доказать, что у него закрытая форма туберкулёза перешла в открытую из-за действий сотрудников ФСИН, однако когда он подал в суд, его начали перекидывать из одной колонии в другую, так что суды никак не могли назначить заседание с его участием, а сотрудники ведомства ушли от ответственности. Всё это кроется за весьма обтекаемой формулировкой прокуратуры: «распространены случаи несоблюдения срока направления лиц, заключённых под стражу, и осуждённых из СИЗО и ИУ в лечебно-профилактические учреждения и в медицинские организации государственной и муниципальной систем здравоохранения для прохождения лечения».
Из 127 наименований жизненно необходимых лекарств в наличии было лишь 40
Туберкулёзные больные, как и все, страдают из-за отсутствия лекарств и из-за их неправильного приёма. По словам собеседников РС в ЛИУ-23 той же Свердловской области, больным дают одноразово 20–40 таблеток в день в произвольное время – это не только не способствует их лечению, но и часто вызывает тяжелейшие побочные эффекты, которые заставляют пациентов отказываться от терапии. В отчёте прокуратуры упомянуто лишь два случая смерти от неправильного лечения туберкулёза – в МСЧ-74 Курганской области и отмечается в целом низкая обеспеченность лекарствами системы ФСИН. К примеру, в МСЧ-30 в Калмыкии из 127 наименований жизненно необходимых лекарств в наличии было лишь 40, то есть 17,3% от списка. Во многих регионах, проверенных прокуратурой, лекарства неправильно хранились, не соблюдался температурный режим либо даже использовались лекарства с истёкшим сроком годности.
Незаметная беременность
В учреждениях ФСИН содержатся 45 тыс. женщин, всем им помимо прочего полагается наблюдение у гинеколога, однако врачей не хватает, гинекологические кабинеты (при их наличии) не оборудованы, и женщин обследуют постольку-поскольку. К примеру, в СИЗО-1 Ямало-Ненецкого АО гинеколог поступивших арестанток не осматривал, так что у одной из них обнаружили беременность только через месяц после ареста. Это значит, что заключённая не получала специальной диеты, не наблюдалась у врача, ставя в опасность как своё здоровье, так и жизнь будущего ребёнка. Несмотря на просьбы правозащитников запретить арестовывать инвалидов и беременных, в 2018 году в тюрьмах сидели 1269 беременных женщин.
Та же история с инвалидами: их в местах лишения свободы 18,9 тыс. Прокуроры в своём представлении пишут, что по всей стране не соблюдаются сроки переосвидетельствования инвалидов, то есть люди не могут изменить группу инвалидности даже при наличии показаний. К примеру, инвалид III группы В.В. в Краснодарском крае ждал переосвидетельствования 5,5 месяцев, а в аннексированном Крыму осуждённому Р.Г. вообще не назначали медико-социальную экспертизу, чтобы присвоить группу инвалидности. Это значит, что по закону Р.Г. считался здоровым, а значит, мог выходить на работу, не мог претендовать на специальную диету и медицинскую помощь. Впрочем, даже заключённые с подтверждённой группой инвалидности часто такую помощь не получают: к примеру, в ЛИУ-8 по Алтайскому краю инвалиды «не были обеспечены техническими средствами реабилитации» – речь, скорее всего, идёт об инвалидных колясках, впрочем, если в каких-то отдельных учреждениях ФСИН и создаётся доступная среда для инвалидов, речь идёт о редких исключениях.
Незаконные врачи
Нет лекарств, нет оборудования, но и врачей тоже нет. В прокурорском представлении говорится об укомплектованности медицинским и фармацевтическим персоналом на 87%, хотя, судя по сообщениям заключённых и правозащитников, эта цифра вряд ли соответствует действительности. Часто один и тот же врач работает в нескольких колониях: приезжает с визитом, за день «осматривает» несколько сотен больных и едет дальше. К примеру, по словам Марины Чукавиной, эксперта екатеринбургского отделения Межрегионального центра прав человека, на всю Свердловскую область в системе ФСИН есть только четыре инфекциониста – на 3500 ВИЧ-инфицированных заключённых, не считая других инфекционных больных.
В отчёте прокуратуры значится, что даже когда врачи есть, они часто работают незаконно: без сертификатов на занятие медицинской деятельностью или с просроченными сертификатами (врачи проходят обязательную сертификацию каждые пять лет). Иногда врачи одной специализации незаконно оказывают медицинскую помощь по другим специальностям или вовсе не имеют медицинского образования: так, к примеру, в якутской МСЧ-14 психологом работал специалист с дипломом педагогического вуза.
Должностные лица ИК на это не отреагировали, своевременный вызов бригады скорой медицинской помощи не обеспечили, что привело к наступлению смерти
Более того, некоторые медицинские учреждения ФСИН должны вовсе быть закрыты, потому что работают без лицензии. Так, у адыгейской МСЧ-23 не было лицензии на оказание первичной врачебно-санитарной помощи по стоматологии и эндокринологии, а в крымской МСЧ-91 не было лицензии на переработку медицинских отходов. Остаётся догадываться, как сотрудники крымского ФСИН утилизировали шприцы, материал для анализов и прочие отходы, которые несут опасность для окружающих.
В любом учреждении ФСИН можно найти десятки случаев, когда пациенты погибали из-за несвоевременного или некачественного оказания медицинской помощи. Прокуроры в своём представлении выделили два: больному, поступившему с гипертоническим кризом в МСЧ-74 Курганской области, вместо препаратов для снижения давления внутривенно ввели «Дроперидол», который применяют для обезболивания, например, при инфаркте миокарда. Пациент скончался. Другой случай в ИК-1 Крыму: «Осуждённый Д.Ю. […] неоднократно обращался к администрации ИУ с просьбой вызвать врача для оказания ему медицинской помощи в связи с плохим самочувствием. Однако должностные лица ИК на это не отреагировали, своевременный вызов бригады скорой медицинской помощи не обеспечили, что привело к наступлению смерти Д.Ю.». Любопытно, что даже диагноз Д.Ю. в документе не указан.
Жаловаться бесполезно
Прокуроры из гособвинения договариваются с надзирающим прокурором, чтобы тот закрывал глаза на жалобы заключённых
Отдельно прокуроры указали руководству ФСИН на пренебрежение к обращениям граждан. «Наиболее распространёнными [нарушениями законодательства] являются оставление без надлежащего рассмотрения всех доводов заявителя и неполнота данного ему ответа». Во ФСИН вообще, как следует из отчёта прокуратуры, нет ведомственного нормативного акта, который бы регламентировал порядок обращений. На практике это значит, что пациентов повально не слушают и переводят их в лечебные учреждения, только когда есть опасность, что заключённый умрёт в колонии: статистику портить не хочет никто. Впрочем, прокуратура тут нашла бревно в чужом глазу: по словам Владимира Осечкина, прокуроры на местах сами не выполняют свои обязанности по надзору. «Существует проблема круговой поруки и коррумпированности надзирающих прокуроров на местах, – говорит Осечкин. – Они дружат с руководством колоний, получают подарки в виде вырезных нард ручной работы, шахмат. Могут брать и деньгами. Плюс у нас в большинстве случаев надзором за исполнением наказаний в районных прокуратурах занимаются или те же люди, которые отвечают за поддержку гособвинения в судах, либо их коллеги из соседнего кабинета. Соответственно, если сотрудники колонии помогут прокурору склонить обвиняемых к даче явки с повинной, к признанию своей вины в суде, к даче показаний против третьих лиц – в обмен на такую услугу прокуроры из гособвинения договариваются с надзирающим прокурором, чтобы тот закрывал глаза на жалобы заключённых».
По мнению Осечкина, данная проверка – даже не полумера, прокуратура заинтересована скорее в том, чтобы скрыть преступления сотрудников ФСИН (в самом документе говорится, что похожие представления не раз выносились раньше, однако улучшений не последовало). «Они предложили Генпрокуратуре совместно с ФСИН рассмотреть это представление и провести проверки, чтобы кого-то привлекать, хотя на самом деле замгенпрокурора должен был направить его в СК, потребовав от них провести доследственные проверки и возбудить уголовные дела. Вместо него это сделаем мы. Там в каждом абзаце признаки преступлений: халатности, неоказания медицинской помощи, злоупотреблений, служебных подлогов. На основании этого представления должны быть возбуждены десятки уголовных дел, – говорит Осечкин. – Вообще же необходимо думать о реформировании тюремной медицины и её передаче в Минздрав, потому что сегодня тюремные медики – в первую очередь сотрудники ФСИН и только во вторую – врачи».